Более неудачного времени для интервью просто придумать невозможно. В пятницу вечером Жания Аубакирова начинала казахстанско-европейское турне сложнейшим концертом. Интервью выпало на понедельник, и отложить беседу было никак нельэя: назавтра-отлет в Астану-продолжение концертного тура Алматы-Астана-Берлин-Бонн-Париж-Караганда.
Говорили долго (она перенесла какую-то свою важнуювстречу). Я опять стал богаче, как всегда, после общения с ней. Не материально, нет, просто богаче. Люди звонили по поводу билетов до столицы, секретарша вбегала с какими-то справками от пожарных, кто-то входил и выходил, временами мелодично верещал мобильник, может быть, из-зи этой суматохи разговор вышел не столько о музыке, сколько «обо всем».Принято считать, что люди творческие-не от мира сего, оторваны от реальной жизни, и как бы ее не замечают. Они живут в своем измирении, материальные блага, из-за которых мы, смертные, горбатимся и порой рвем друг другу глотки, их не интересуют. Вот рояль, вот ноты-будет музыка. А все остальное-тлен и суета духа.Разумеется, это расхожий штамп, созданный нами же; ничто человеческое корифеям не чуждо. Во время нашего разговора Жания, как бы между делом, заказала косметику для предстоящего турне. Очень такпо-женски. Очень по-человечески жаловалась, что буквально ни на что не хватает времени: днем целиком дела административные, на «занятия» (рептиции.-Прим.авт.) остаются только ночные часы, после восьми вечера. Такие вот штрихи.Но гораздо больше меня поразило, что она знает наши бытовые реалии. Она знает, что в основном люди живут неважно. Но видит проблеск, судит об этом, правда, не с точки зрения «макроаналитического» аналитика, а по своим зрителям. Если раньше , говорит, совсем еще недавно, на концертах у нас были только меломаны, представители экономической элиты, музыкальные критики, оценивающие технику, то теперь в залах множество самых обычных людей, к музыке имеющих отношение весьма отдаленное. В связи с этим она делает выводы: Благосостояние людей начинает понемногу расти, но не в связи с движениями правителей, а потому что люди стали реальнее смотреть на жизнь. Стали понимать, что в ней есть не только черное и белое, но еще и полутона, что надеяться на властей предержащих, на правительство не стоит, надеяться можно только на себя и самых близких людей. Отсюда, мол, понимание классического фортепиано.
Еще она приводила примеры отношения к классической культуре в разных странах. Во Франции, например, она очень мощно датируется государством. В Англии государство не дает культуре ни фунта. Результат, по мнению Жании, виден невооруженным взглядом. В залах Парижа можно услышать самую изысканную музыку, самую сложную классическую музыку; исполнители могут себе позволить «эксперименты» с подготовленной публикой. Организаторы же концертов в Лондоне требуют от исполнителеймузыки красивой, но «популярной»-там идет голосование деньгами зрителей. Надо сказать, что бытовые , социально-экономические и психологические экзерсисы в устах красивой, талантливой и, на мой взгляд, рафинированной женщины показались мне странными и в какой-то степени неуместными. Тем более знакомы мы не первый день.
Предпочел бы с Жанией диалог о музах. Понимаю, насколько несовременен такой взгляд, но не могу представить такую женщину на утренней кухне в фартуке: яичница подгорает, кофе убегает-кошмар…(какой-то домострой наоборот, но, может быть,из-за этих взглядов я стараюсь сам готовить; впрочем, к нашему интервью это имеет отношение опосредственное). Хотя, с другой стороны, эти мои мысли о том, что дива фортепиано спустилась с горных высот, косвенно подтвердил режиссер Ермек Шинарбаев. Он сказал, что, начиная с начала восьмидесятых, когда Жания Аубакирова приехала из Парижа, ее воспринимали как некую рафинированную француженку; к ее музыке отношение было примерно таким же. Но буквально за один год произошло резкое изменение. Техника совершенствуется с каждым днем, в мире пианисток такого класса, может быть, десять-двенадцать. Но дело не в этом. Произошло мощное изменение харизмы. Это новый этап в творчестве, качественно новая ступень. Есть великолепные профессионалы, виртуозы, но холодные и очень далекие; они как бы говорят: «Я в этой музыке». Но есть творцы, которые могут менять реальность.
Она стала ядерным реактором (дивное сравнение для прелестной женщины, особенно в устах элитного режиссера). Реактором, продолжал Ермек, в том смысле, что сейчас в ней столько творческой энергии, что если она не выплеснет ее на нас,то попросту взорвется. И она выплескивает, и залы европейских столиц и провинциальныхг городов замирают в головокружтельных паузах, а потом взрываются. …Я вспомнил ее концерты. Красивая, в роскошном платье, всегда волнуется (была такая фраза: «Я попробую сыграть это, может быть, получится»). Говорят, перед любым концертом- в Париже ли, в Кентау- у нее бывает депрессия. Не знаю точно, так ли это, но волнуется точно. Впрочем, великий пианист и романтик Владимир Горовиц говорил, что «все пианисты не уверены в себе». …Она садится, немного напрягается спина, поднимает руки… и начинает строить храм. От фундамента до шпиля, не упуская не единой балки, перекрытия, фриза; причем зная, что в классическом варианте глубина фундамента равна высоте шпиля. Я закрываю глаза и уношусь… Иногда в Космос, иногда в морские бездны, а чаще в синее небо с облаками, где есть только ощущение чистоты, общения с ангелами и полет… И все сверкает, сверкает, блистает. Сверхзвук, но все доступно, все ясно, все чисто.
Я не музыковед, мне не дано оценить технику исполнения музыканта, но если на скрипичном, органном или фортепианном концерте нет этого ощущения полета, то в антракте я потихоньку ухожу. Но она… она переживает все, что написал композитор, она пропускает все эти эмоции через себя и заставляет переживать нас все, чем богата классическая музыка: любовь, страх потерь, преддверие счастья и любви… Ей говорят: «Играй проще, популярнее; зачем Рахманинов, когда «Венгерские танцы» Брамса дают гарантированный аплодисмент в любом зале». Но она находит самое сложное в классике, она поднимает нас до себя, облагораживая, потому что нет настоящей музыки без благородства. Когда она зафиксировала это для себя, то заиграла совсем по-другому (признание самой Жании Аубакировой.- Прим. авт.) По ее признанию, «найти полет» для нас, простых слушателей, ей важнее, чем похвалы профессионалов, которые оценивают технику игры. И «пианистический» уровень выше личностного, хотя, на мой взгляд, нет ничего интереснее, чем личность. Она-посредник между мной и гением, хотя этого посредничества я не эамечаю. Союз музыкальных деятелей поддержал выдвижение кандидатуры Жании Аубакировой на присуждение ей государственной премии Республики Казахстан. На мой взгляд, выдвижение это запоздало на несколько лет. Хотя, с другой стороны, ну прибавится к длинному списку ее регалий еще один титул, пусть очень почетный. Что ее рояль зазвучит по-новому? Или меньше души она станет отдавать нам? Нет, музыки, а значит, благородства, меньше не станет. Она ведь, Жания Аубакирова, любит в музыке нас, а не себя. Наверное, не случайно она так элегантно оговорилась: «Жизнь как часть музыки».
